Воспоминания бывают разные. Одни, как искорки во мраке, манят к себе, притягивают взгляд. Другие же наоборот, холодят душу. Но, как говорится, из песни слов не выкинешь. И хорошее, и плохое – всё, что было, это наша жизнь…
Начало войны я не помню. По рассказам матери, отца забрали на фронт 23 июня 1941 года. Перед самой войной мои родители переехали в Узбекистан, в андижанскую область, и, когда папу призвали, мама вернулась в родную Суворовку Благовещенского района, чтоб в трудное время не быть одной. Там она пошла работать в колхоз. Трудилась она и дояркой, и свинаркой, и в поле, от зари до зари.
В 1942 году отца тяжело ранили под Сталинградом, и он оказался в госпитале. От него очень долго не было ни каких известий, и мама очень переживала. Наконец, из госпиталя пришло коротенькое письмо, написанное чужой рукой: «Ваш муж жив».
Отец пришёл по ранению в конце апреля 1943 года, с документом, предписывающим освободить его от всех работ на три месяца. Ранение, видно, было очень тяжёлым, по тому, что отец долго, по рассказам матери, то терял память, то начинал заговариваться. А через три месяца его снова призвали, и вернулся он только в сентябре 1945 года.
А в марте 1944 года мама родила младшего брата Колю. Ни каких декретных отпусков тогда, конечно, не было, по этому мама вскоре снова пошла работать, а я с четырёх лет стал нянькой. С утра она нажёвывала хлебного мякиша, заворачивала его в тряпочки, и уходила на весь день. А я такой «соской» кормил братишку. Меня бы самого ещё в пору нянчить, а тут пришлось вот так. Конечно, про игры с соседскими ребятишками нечего было и думать. И вот в один прекрасный день два соседских парня, два брата – один пришёл в отпуск с Тихоокеанского флота, а второго вот-вот должны были призвать в армию – решили пошутить, а за одно и повозиться с маленьким. Пришли они ко мне, когда мама была на работе, и говорят: «Володь, продай нам Колю» Я сперва было отказался, а они говорят: «Зачем он тебе, тебе ж поиграть поди охота, побегать, а с ним не побегаешь». Тогда я подумал, почему бы нет, и спросил, чего они мне дадут взамен за брата. Они пообещали полмешка свёклы и морковки. На том и сторговались. Парни притащили в мешке якобы свёклу с морковью (на самом деле там оказались кирпичи и всякий хлам), и спустили его в погреб. Я на радостях даже и не подумал заглянуть внутрь. Отдал им братишку, а сам побежал играть.
Надо заметить, что в Суворовке в войну не голодали так как в других сёлах. Во многом это заслуга председателя колхоза Кольцова Фёдора Филипповича, добрейшей души человека. Все, кто с ним был знаком, с теплом вспоминают о нём до сих пор. Благодаря ему колхозники получали на трудодни немного больше, чем в других колхозах. Кроме того, в Суворовке тогда была государственная мельница. Заведовал ей Попов (имя и отчество, к сожалению, не помню), тоже очень хороший человек. Ребятишки со всей Суворовки носили к нему на мельницу мешочки с зерном, которое он менял им на муку. Вспоминая этих людей, и сравнивая воспоминания жителей других сёл о том нелёгком времени, я всегда думаю о том, как много зависело тогда, да и сейчас зависит, от власти на местах. Если руководитель хороший человек, то и люди вокруг него живут по-человечески, не смотря даже на войну.
Ну так вот. Мама шла с работы всегда мимо двора тех ребят. Они зазвали её, рассказали, как подшутили надо мной. Пришла мама домой, и спрашивает: «А где Коля?». Я отвечаю: «Продал соседским парням. Зачем нам он, от него никакого толку всё равно. А мне за него полмешка свёклы и морковки дали!» «Ну, раз так, лезь в погреб, доставай свою свёклу с морковкой, будем пироги печь» Полез я в погреб, заглянул в мешок, а там один хлам. Мама и стыдила меня, за то, что брата продал, и смеялась. А мне, конечно, было не до смеха.
Хотя от голода у нас ни кто не умирал, жили мы тогда всё же бедно и трудно, даже уже когда война кончилась. Помню, что учиться ходили мы за семь километров, в село Ленино, там был детский дом и школа семилетка. Так в сентябре учеников идёт много, а потом чем холоднее, тем меньше. Зимой учились вообще единицы, по тому, что одеться-обуться было многим не во что. Тем, кому повезло как мне, у кого отцы вернулись с фронта, было всё же полегче.
Не могу не вспомнить о той несправедливости, которую сотворили по отношению к моему отцу местные районные начальники во время войны. Это выяснилось уже много лет спустя, когда папа пошёл на пенсию. Понадобились документы из госпиталя о ранении, и нам из архива города Подольска пришёл ответ, что отец был после ранения признан инвалидом, полностью и пожизненно не пригодным к дальнейшей воинской службе, и направлен домой, с предписанием освободить его от всех работ сроком на три месяца. В местном же военкомате в архиве не оказалось вообще ни каких документов о том, что он был призван в 1943 году. Вероятно, кто-то из тогдашних сотрудников военкомата, увидев, что папа призывался из Андижана, не оформил нужных документов. По бумагам выходило, что такой человек в Суворовку Благовещенского района с фронта не приходил, и благовещенским военкоматом не призывался. Вполне вероятно, что второй раз воевать папа пошёл вместо кого-то другого. И если б он тогда погиб, нам бы, скорее всего, вряд ли бы даже сообщили об этом.
Вот такие у меня воспоминания о детстве…
Давыдов В.И. с. Светлое
|
Главная 
