Я, Галинский Николай Дмитриевич, родился 19 декабря 1926 года (всего в 1926 году прожил одиннадцать дней), в посёлке у озера Мостового Завтворнический (он теперь уже не существует). Школы не было, но отец научил меня читать и писать. Отец работал кузнецом в соседнем селе, и носил мне из школы различные книжки, которые я с упоением читал. И когда мы переехали в Баевский район, в село Паклино, я поступил учиться в школу, сразу во второй класс. В этом селе я окончил семилетку. Из класса в класс переходил с похвальными грамотами. Летом работал в колхозе: копны возил верхом на лошади, носил вместо матери почту. Носил не только по селу, но и в полевые станы колхоза (тогда был такой закон) за пять - шесть километров. Семья у родителей была большая, и, хотя отец работал в колхозе кузнецом, а эта специальность тогда была очень нужная и важная, уходил на работу с восходом солнца, а приходил с заходом, наша семья жила впроголодь. Не хватало для питания элементарного – хлеба.

В 1941 в марте мы переехали в Завьяловский район в Харитоново. Здесь я сдавал экзамены за седьмой класс. Школу я закончил успешно, и меня, ещё молоденького парнишку, бригадир тракторного отряда Пономаренко уговорил идти поработать летом учётчиком отряда. Работа оказалась не из лёгких – заправка тракторов топливом на стане и в поле на заправочной телеге, провешивание участка для пахоты, замер вспаханного и скошенного, расчет по нормам расход горючего, начисление трактористам трудодней, и т.д. и т. п. Вначале было очень трудно, но помогли бригадир и опытный тракторист. И дело пошло. Я без особых нареканий сдавал отчёты в бухгалтерию МТС о проделанной работе в отряде за месяц.

Летом этого года началась война. Отца забрали в армию, хотя ему было уже сорок два года. Остались с нездоровой матерью шестеро детей. Я был самым старшим.

Мой труд в тракторном отряде спас нашу семью от верного голода и серьёзных лишений в военные годы. В тракторном отряде бригадир, трактористы и учётчик получали гарантированную оплату: на каждый заработанный трудодень выдавали в конце года три килограмма зерна. Это было самым главным.

Осенью, по настоянию матери, я поступил учиться в Завьяловскую школу, в восьмой класс. Окончил восьмой класс с похвальной грамотой, хотя я май месяц не учился – бригадир тракторного отряда вновь уговорил меня поработать летом учётчиком. Теперь я уже чувствовал себя бывалым в этой области, и согласился. Большой семье нужен был хлеб. Я был очень благодарен директору школы и классному руководителю Пожидаеву К. П. за то, что они вошли в моё положение и отпустили на работу. А экзамены весной я сдавал на общих основаниях, и сдал хорошо. Закончил девять классов Завьяловской средней школы, а из десятого класса меня в 1943 году призвали в армию, хотя мне не было ещё и 17 лет.

В ноябре 1943 года я прибыл в город Канск Красноярского края в 120 стрелковый полк. Полк располагался в сосновом лесу за городом. Казармы были огромными землянками, обшитыми тёсом, со сплошными спальными местами – нарами. Меня определили в снайперскую роту, учиться на снайпера. Морозы зимой за минус сорок, а мы были одеты в х/б бушлаты, в ботинках с обмотками, и почти каждый день за пять километров на стрельбище, отрабатывать снайперскую меткость. Жестокий мороз, ботинки и холодный бушлат, а в желудке скудный паёк, который никак не грел ни тело, ни душу. На стрельбище нужно всё время пританцовывать, чтобы не отморозить ноги. И всё-таки я обморозил большие пальцы ног, которые и сейчас дают о себе знать.

Весной 1944 года к нам в полк приехала комиссия из Омского лётного училища для отбора курсантов. Так как я имел образование девять классов, меня пригласили на комиссию. Прошёл мандатную и медицинскую, и был зачислен в курсанты лётного училища. Привезли нас под Омск, на станцию Исилькуль, где и располагалось лётное училище. Булл апрель 1944 года. Мы от «хорошей кормёжки» в пехотном полку и от лютых морозов еле волочили ноги.

Сразу начались занятия. В учебных классах по 8 – 10 часов. Мы жёлтые, с пергаментной кожей, от истощения и слабости засыпали за партами. Шла тяжёлая Великая Отечественная война, пополнение в армию готовили по ускоренной программе. За три месяца мы закончили теоретическую учёбу (строение самолёта, теорию полёта, штурманскую службу). В середине лета мы уже жили за городом, в палатках у лётного поля. Подъём в пять часов утра, заправка самолёта бензином, завтрак, и на аэродром. Начали с инструктором овладевать практикой самолётовождения. На первых порах было очень трудно овладеть штурвалом. Самолёт не слушался твоего «руления». За это мы получали крепкое словцо в наушник от инструктора. После десятичасового налёта с инструктором меня первый раз выпустили самостоятельно, чтобы сделать полёт по «коробочке» без инструктора. Выруливаешь на лётное поле, просишь разрешения на взлёт у руководителя полётами, он даёт взмах красного флажка на взлёт. Даёшь полный газ мотору, набираешь на земле скорость, даёшь плавно штурвал на себя, самолёт отрывается от земли. Набираешь высоту сто пятьдесят метров, и делаешь первый разворот влево под прямым углом. Выходишь из левого виража, и летишь по прямой линии до определённого ориентира на земле, и делаешь второй разворот. И так совершаешь полёт, делая четыре разворота по коробочке. После четвёртого разворота заходишь на посадку. Самое сложное в полёте по коробочке курсанту – это сделать хорошую посадку. Нужно сделать точный расчёт расстояния до начала лётного поля, нужна правильная высота подлёта к полю, нужно вовремя сбросить газ, не потерять скорость (можно свалиться на крыло и удариться о землю с поломкой самолёта), а если подойти к земле на скорости и под большим углом, получишь резкий удар шасси о землю, самолёт сделает прыжок вверх - «козла» - а потом в «козле» потеряешь скорость и рухнешь камнем на землю со всеми последствиями. Я совершил этот первый самостоятельный вылет без происшествий, за что получил похвалу инструктора. Так прошли лето и осень 1944 года. Уже поздней осенью учили нас летать ночью. Это намного сложнее и опаснее. Ночные полёты прошли благополучно.

Кормили нас уже как лётчиков, хорошо: и белый хлеб с маслом, и мясо. Мы окрепли, поздоровели, выглядели симпатичными молодыми лётчиками. После окончания Исилькульской авиашколы меня направили в город Новосибирск, для продолжения обучения лётному мастерству. Была сибирская зима, часто морозы минус 30, минус 35 градусов. Но мы продолжали летать. Кабины самолётов в то время были открытыми. На лицах у нас были меховые маски, на теле ватные брюки, ватная куртка, а сверху ещё меховой комбинезон, унты, меховой шлем. Сидишь в кабине, как медведь. Летали всю зиму днём и ночью. В марте тренировки были закончены, и нас отправили в Москву в распоряжение Главного Штаба ВВС. Шёл 1945 год, приближался конец войны. В начале апреля нас на большом транспортном самолёте ЛИ-2 направили в Германию. Самолёт совершил посадку на лётном поле авиаполка, который располагался в Восточной Пруссии.

Из Москвы мы улетели в начале московской ранней промозглой весны. Снега уже не было, но холодные сильные ветры пронизывали шинели насквозь. А здесь, в Германии, уже настоящая

стоящая, тёплая весна. Полк наш находился недалеко от передовой. Уже шли завершающие бои на подступах к Берлину. Мы летали на бреющем полёте в разведку, вывозили раненых на санитарных самолётах.

После окончания войны наш полк перебросили в Советский Союз, в город Брянск. Затем полк был расформирован. Меня направили в город Новосибирск, в аэропорт. Проработал год лётчиком в лётном отряде. В декабре 1946 года уволился, и приехал в родное село Харитоново. В марте 1947 года устроился в Харитоновскую школу учителем в начальные классы. Учил малышей письму и счёту. Через три года перевели учителем физкультуры в пятый-седьмой классы. Стремился, чтобы дети больше двигались на свежем воздухе, на улице. На лыжах, футбол на снегу, марш-броски. Дети приходили свежие, румяные, возбуждённые движением. Спортзалов не было, и выбор места для проведения уроков физкультуры был невелик: улица, либо коридор школы с пылью, темнотой, душным воздухом.

Заочно закончил Каменское педучилище, дающее право работать в начальных классах. В 1951 году поступил на заочное обучение в Томский пединститут на факультет «Естествознание». В 1953 году приказом РайОНО меня назначили работать завучем школы и учителем химии. Работал директором в Харитоновской школе, и в Глубоковской средней школе. В своей работе стремился, чтоб в школе была хорошая дисциплина (учеников и учителей), здоровый быт и порядок в школьном интернате, в котором проживало до ста учеников. Особенно было большое стремление, чтоб дети в школе меньше болели (классные комнаты были малы, потолки низки, а наполняемость классов до тридцати и более учеников, и двухсменные занятия). Борьба за чистый воздух в помещениях школы была весьма актуальной. Форточки в окнах держали всю ночь открытыми, а так же открывали между сменами. Большое внимание уделяли хорошей работе преподавателей физкультуры – больше быть с детьми на улице: лыжи, коньки, хоккей на льду. Расчищали лёд на озере и постоянно следили за его чистотой. Много детей приходило на лёд после уроков. И дети были здоровы и физически крепки.

Работая в Харитоновской школе, познакомился с Пашиной Анной Семёновной. Весёлая, умная, непосредственная, красивая, она покорила меня, и после двухлетней дружбы мы поженились. Родили, воспитали, выучили двоих детей – дочь Татьяну и сына Николая. Они хорошо учились в школе, окончили институты. Есть 4 внука и один правнук.

Галинский Н.Д., с. Глубокое.