Солнце вышло из-за горизонта. На буграх ярко заискрился снег, а в долках легли голубые тени. С восходом мороз ещё усилился, и сталь ружейных стволов холодила руку даже сквозь толстую перчатку. Ветер сдувал лёгкую куржу с тальников, и она медленно, беззвучно падала. Солнечные лучи играли на её иглах колючей радугой. Кругом было тихо и празднично – как в новом, только что отстроенном доме. В такую погоду хорошо сидеть где-нибудь в тепле у гудящей печки, попивая чаёк, и читать что-нибудь об экзотических жарких странах. Но охотники - люди особые. Они точно знают, что за приключениями совсем не обязательно ехать куда-нибудь в Бразилию – чудо можно встретить прямо за околицей, только нужно хорошенько его поискать, и не нужно бояться непогоды. Впрочем, холодно мне не было. Я шёл на лыжах по довольно уже глубокому, рыхлому снегу, что называется, с полной выкладкой – ружьё, патронташ, и в рюкзаке за плечами кусок мёрзлой говяжьей требухи килограммов этак на двадцать-двадцать пять. Так что из-под распахнутого на груди бушлата заметно курился парок. Целью моего похода была пологая возвышенность километрах в семи-восьми от дома. На южном скате её рос редкий березняк вперемешку с мелкими кустами жёлтой акации. Северный и западный склоны спускаются к обширному болоту с мощными зарослями рогоза и тростника, с большой плесиной чистой воды, куда осенью любят садиться утки. В камышах много ондатровых хаток, по кочковатым берегам частенько ложатся на днёвку зайцы. И лисичка, как любой нормальный охотник, тоже не обделяет своим вниманием это благодатное место. Летом, неподалёку, километрах в полутора-двух, видели выводок. Я всё рассчитал: под берёзами с сенокоса остался чей-то шалаш. Если метрах в тридцати от него выложить приваду (эти чёртовы полтора пуда в рюкзаке, к которым, кажется, с каждым шагом прибавляется граммов по сто), то осторожный зверь, идя против ветра, вынужден будет пробираться по уши в снегу, что и лисе не мёд. Стало быть, пойдёт она на приваду вполветра, со стороны чиста полюшка, и меня не учует. Да и луна с вечера, и большую часть ночи, будет светить мне в спину. Дождусь полнолуния, оденусь потеплее, и… И недели через три я отправился на охоту. Зимой темнеет рано. Я вышел около четырёх часов по полудни. Полушубок, ватные штаны, шубенки и вторые шерстяные носки покоились в рюкзаке. Прицельная планка натёрта мелом. Иду не спеша, чтоб не вспотеть, а то в засидке в мороз долго не вытерпишь. Было ясно и в меру морозно – градусов пятнадцать. Я забрался в шалаш, «ошубился», пристроил верную «тулку» в заранее приготовленную дыру в стене шалаша, и стал ждать. Есть что-то таинственное в приходе зимних сумерек. Дома, в повседневных заботах, мы этого как-то не замечаем. В поле же всё по-другому. Алое солнце тонет в морозной дымке за горизонтом. Утихает дневная жизнь, и без того не шумная зимой. Холодный сумрак вытекает из низин и перелесков, гася краски, и всем своим существом ощущаешь присутствие Великой Стужи, гуляющей от Балтики до Тихого океана. Я сидел тихо-тихо. Пара синиц юркнула в моё укрытие, и устроилась на ночёвку в шаге от меня. Я думал, что вот сейчас огненно-рыжая лиса, весь день пролежавшая в зябкой полудрёме под кустом полыни, укрыв чёрный нос толстым пушистым хвостом, поднялась, потянулась, припав на передние лапы и прогнув спину, и рысцой потрусила на поиски добычи, каждым своим шагом приближая моё охотничье счастье. От заката осталась лишь узкая багровая полоса. Выше неё небо было бледно-жёлтым, потом изумрудно-зелёным, потом голубым, а на востоке – чёрно-синим. И оттуда, из чернильного мрака, усеянного мелкими белыми звёздами, показался яркий красный край лунного диска. Если верить часам, я просидел уже часика два. Лисичка, ау, где ты? Ведь ходишь же сюда, и именно оттуда, откуда я и предполагал. Холодно, однако! Ну, часика три ещё можно потерпеть. Лунный свет волнами лёг на сугробы.. тени стали резче, и б видно всё метров на сто пятьдесят, не меньше. Неподвижные ажурные силуэты берёз, отливающие серебром на тёмном фоне неба, мороз и абсолютная тишина создавали ощущение сказочной нереальности происходящего и окружающего. Чёрт, холодно как! Прошло всего сорок минут, а, кажется, уже часа четыре. Ну, ничего, главное терпение: лисичке тоже не жарко и кушать хочется. От холода по телу начала пробегать дрожь. Я поминутно поглядывал на часы с подсветкой. Время тянулось, как ириска за больным зубом. Лисы всё не было. Когда ж у неё ужин?! Скоро я уже трясся так, что это, вероятно, было здорово заметно со стороны. Кажется, вместе со мной ходуном ходил весь ветхий шалаш. Испуганные синички с жалобным писком полетели в ночь, искать пристанища поспокойнее. Быстро я встал на лыжи. Быстро-быстро закинул ружьё за плечи. И ещё быстрее помчался домой – как был, в полушубке поверх бушлата, в ватниках и шубенках. Получасовая пробежка не выжала и капли пота, лишь вернула, как говорят физики, тело к нормальному агрегатному состоянию. Дома я взглянул на термометр: минус тридцать восемь. Мороз, как говорится, крепчал… С тех пор я не охочусь на лисиц по ночам из засидки. Им, бедным, и так холодно…
В.М. Кузнецов.
|